После операции на гландах я растолстел. Поэтому в школе с физкультурой не дружил. Эту культуру преподавала Роза Львовна, знакомая моей матери, да и моя тоже. Они с матерью лежали на соседних кроватях в калужском роддоме. Правда, дружба у них не задалась, но при встрече дамы здоровались, а это, согласитесь, уже кое-что. Роза Львовна не любила хилых, да и толстых тоже. Но все же я имел твердое «3», поскольку был мальчиком дисциплинированным и на уроки ходил регулярно. Большего позора в жизни, чем на уроках гимнастики, я, пожалуй, в жизни не испытывал. Хриплое «Иванов, пошел!» в исполнении Розы было пострашнее приказов сержантов Советской Армии. В армии ведь рядом не было девочек! А в школе к тому же я всегда был в кого-то из них влюблен. Понятно, что хоть я и учился почти на «отлично», рассчитывать на чью-либо взаимность из-за унижений на физре не приходилось.
В четвертом классе на правах интеллигента я был насильно включен в первенство школы по шашкам. Шашки входили в число ряда соревнований, проводимых по разнорядке (не путать с зарядкой). За выступления в городских соревнованиях школам начислялись очки. Роза Львовна не любила шашки, но не проводить соревнования не могла — план есть план. Турнир проходил на переменах в самом спортзале и его раздевалках, когда один класс сменял другой. Играть приходилось на чем придется: на скамейках, теннисном столе, на полу. Я облюбовал сломанного гимнастического козла, на нем мне удавалось лучше всего. Видимо, с тех пор я стал серьезно относиться к различным приметам, помогающим достичь нужного результата в игре. Уж не помню, как я там выступил, но в команду школы попал. Кто был кроме меня в команде, тоже не помню. Играли в областном шахматно- шашечном клубе, о нем разговор особый. В народе он назывался «башней смерти». Клуб располагался на шестом этаже круглого здания в пятидесяти метрах от кладбища, что предполагало наличие на первом этаже магазина похоронного назначения. На втором этаже, когда не было заказов, упражнялся оркестр с названием «в последний путь». Справедливости ради отмечу, что на репетициях виртуозы похоронным репертуаром не ограничивались, и играть под их аккомпанемент порой было даже забавно. В первый же игровой день я вывел из себя всех присутствующих тем, что очень долго размышлял над партией. Играли тогда без часов, и ограничить меня в раздумьях было практически невозможно. Мои товарищи не только сыграли, но и дружно покинули помещение, а я все сидел, удерживая перед собой противника. Члены его команды почему-то остались его поддержать до конца. Теперь я понимаю, что мой шашечный пессимизм (какой ход ни сделай, он все равно плох) зародился именно в этот день. Да и с детства я скорее побеждал, чем наоборот. Но тут перед превосходящими силами противника я не устоял. А на следующий день просто не пошел играть, похоже, не желая себя больше расстраивать.
Но не тут-то было. Первым пострадал от магического притяжения старинной народной игры Шарик. Наш дворовый пес был назван так в честь удивительного сходства с первомайским воздушным шариком и по форме, и по размеру. Несмотря на скромные габариты, нрав он имел отважный и пасовал редко, но это был как раз тот случай. Его вечерний лай неожиданно быстро захлебнулся. В те добрые времена дома типа нашего закрывались только на ночь, и тем вечером я об этом глубоко пожалел. Тогда я мало смыслил в ураганах, да и сейчас не силен, но почему им присваивают исключительно женские имена, мне стало ясно именно тем вечером. Роза Львовна ворвалась стремительно. Было впечатление, что обличать меня она начала еще на подходах к дому. Я всегда побаивался ее, а тут и вовсе от страха и шума заложило уши. Я мог только различать отдельные слова : команда, поражение, бессовестный, на второй год… Спасла мать, заверив, что проследит и заставит « ходить на шашки» столько, сколько будет нужно. Но наша Роза была не так проста, чтобы ограничиться заверениями моей мамани. На следующий день она закрепила за мной шефство старшеклассником Владимиром Васильевым. Васильев был крепок, энергичен и по определению не мог сидеть долго на одном месте. Казалось неправдоподобным, что он умудрился получить к тому времени второй взрослый разряд по такому малоподвижному виду спорта. Лишь узнав его ближе, я понял, как это произошло. И тут не обошлось без Розы Львовны, хотя нельзя не отметить и чету Васильевых – природные способности к настольным играм у сына были от рождения. В дальнейшем он сделал неплохую военную карьеру, хотя на амбразуры не бросался, предпочитая обдуманные действия в тылу. Сейчас след его потерялся, но однажды, в начале восьмидесятых, он оказал калужским шашкам солидную услугу.
Приезжая на побывку, Володя заходил в клуб – как он говорил, ноги сами несли. В клубе можно было встретить друзей, сыграть пару партий, культурно выпить с интеллектуалами, наконец. В тот его знаменитый приезд в Калуге какими-то судьбами проходило первенство России среди высших учебных заведений. Не смотря на громкое название турнира, составы были явно не очень. За сборную Калужского филиала МВТУ им. Баумана выступали три моих ученика, кандидаты в мастера. Обойти команду Калинина, на первой доске которой восседал сам Верховых-старший, им, конечно, было не под силу. Но мне страсть как захотелось поломать извечное представление о калужанах-аутсайдерах, и я решился помочь ребятам. Как и у любого начинающего тренера, наряду с непомерными и ничем не подкрепленными амбициями была за пазухой и несложная система подсказок для учеников. Поскольку сам я играл тогда довольно прилично, мои перед решающей встречей с калининцами уже немного их опережали. Мешал только их лидер – Верховых-старший. Полбеды, что он неумолимо побеждал всех противников в 100 клетки (тут и я пас, но был у нас очков запас), он еще и заявил протест против моих действий. Хотя я и был тем самым главным судьей турнира, которому сей протест поступил, я счел его справедливым. По взаимной договоренности я не имел права входить в турнирный зал. Сижу в курилке, кусаю ногти, и тут – Васильев, в форме капитана Советской Армии! Бросаюсь к нему — спасай, Учитель! Владимиру никогда не приходилось ничего объяснять дважды. Он уверенно повел ребят к победе. Но не все было так просто. В нашей команде было слабое звено –Альберт Глушков. Он, как совестливый человек, изначально противился всей этой затее, да и согласившись, все равно очень переживал. Переживал настолько, что практически не мог уже вести партию сам — очень боялся ошибиться. И тут в решающей партии для победы ему нужно было пожертвовать шашку. Волнение не позволяло ему разгадать мой замысел, он думал, что подсказка ошибочна! Рискуя тоже быть выдворенным из зала, Васильев решился на второй заход. Видимо, он был очень убедителен, и Альберт шашку отдал. Все вместе мы добились уникального результата — ни до, ни после взрослые калужане никогда ничего не выигрывали в команде!
И в начале моей спортивной карьеры Васильев здорово меня поддержал. Когда я пожаловался, что долго не могу выбрать лучший из худших ходов, и поэтому мои партии задерживают всех, Владимир неожиданно посоветовал в ходе партии зайти со стороны противника и посмотреть на доску с другой стороны. Как ни странно, но это помогло. Я понял, что не одному мне плохо, и мои ходы стали даваться мне легче. Во-вторых, ему удалось вдохнуть в нас командный дух. В то время в Калуге доминировала 31 школа, в квалификационном отношении мы ей сильно уступали. Но у нас был Васильев, а у противника его не было. Он бился на первой доске, как лев. Водил команду на тур и обратно. Никто не смел покинуть турнирный зал, пока товарищи играли. И мы дотерпели до последней партии, которую я играл против Качалова. Это был тугодум почище меня, но я его все же пересидел. В итоге – наша победа!
Развить свои успехи мне не удалось. Мы получили квартиру в другом районе Калуги, а наш домик пошел на снос. Пришлось перейти в другую школу, а там в шашки не играли. К тому же я за несколько месяцев вытянулся и изрядно похудел, и новый физкультурник отправил меня в секцию легкой атлетики. Я даже вошел в сборную школы на городскую эстафету! Мне нравилось бегать. Я собирал вырезки из «Советского спорта», моей настольной книгой стала брошюра «Мне снятся гепарды» о знаменитом легкоатлете, в общем, я бредил победами на дорожке. Правда, через год я понял, что чемпионом мне быть не суждено. Периодически участвуя в соревнованиях, кроме талонов на питание я получал глубочайшее расстройство от показываемых мною результатов. Они, конечно, росли, но такими темпами, что стать чемпионом мира (на меньшее я был не согласен) я смог бы только в 21 веке.
И тут, как черт из табакерки, на сцену выскочил Имас. Сначала я подумал, что это его имя, но оказалось – нет. Звали его, как я узнал позже, Геннадий Иосифович. Он работал на заводе начальником цеха, но владел наивысшими разрядами по всем мыслимым рабочим профессиям. Видно, пробирался к руководству с низов. Имас был всеяден и в спорте, имел разряды по шашкам, шахматам, пинг-понгу, туризму и даже по водным лыжам, не говоря уже об обычных. Кроме того, Имас был энтузиастом. Такая категория людей имела место в прошлом веке. Дома ему не сиделось. Обладая огромной созидательной энергией, проводил на заводе спартакиады по всем видам спорта. Но скоро ему стали тесны заводские рамки. К тому же его заметило спортивное руководство города, и Геннадий Иосифович возглавил шашечное движение. Были такие движения в прошлом веке, да и не только шашечные. Вот были времена! Кроме шуток, человек мог работать только на одном месте и не более восьми часов. Правда, не работать вовсе, как нынче, тоже было нельзя. А по вечерам люди томились от безделья, я имею в виду мужчин. У женщин, кстати, при советской власти как раз времени на все и не хватало. Почему, скажите, в первой главе я играл в шашки с бабушкой, а не с матерью, например? Да я ее вовсе не видел! После работы на заводе они вместе с подругами проводили досуг в магазинах, в основном, продовольственных. Тогда было такое понятие: «выбросить». Так вот, приходит мать с работы часов этак в полвосьмого, достает из газетного пакета кости неизвестного происхождения и говорит: «Сегодня повезло — не зря стояли. Выбросили суповые наборы». Перевожу: стояли наши дамы перед совершенно пустыми холодильными прилавками и ждали, когда на них что-либо выбросят уже без кавычек. На них – это на прилавки, разумеется. Когда я подрос и достаточно окреп, спасибо Коммунистической партии, мать стала меня брать с собой, поэтому я знаю об этом не понаслышке. Чтобы отвоевать свой суповой набор или фиолетовую курицу, нужно было быть сильным. Народу было много. И поначалу все бывало пристойно, но лишь до той поры, пока не раздавался протяжный металлический стон: это из подвала магазина поднимался нагруженный лифт с «мясопродуктами». Тут очередь моментально ломалась в направлении прилавка и превращалась агрессивную гудящую массу. Поскольку в ходу было также понятие « в одни руки», которое, надеюсь, объяснять не надо, удачей было пробиться к прилавку всей семьей. Ведь бывали и дни бесплодных ожиданий, когда женщины возвращались домой без добычи. Да и поддоны мясного лифта были не безразмерные, а согласно проекту. Конечно, шанс обойти очередь был. Для этого нужно было быть знакомой продавщицы. Но они с кем попало, не дружили. По крайней мере, у матери как представителя нужной, но совершенно бесполезной в быту профессии инженера тут не было никаких шансов. И ничего, с голоду и от куриного гриппа никто не умирал! Может, потому, что куры были другие? Если провести тест, современные дети и не смогут разобрать, что это за птица в магазине – ведь кроме ценника, ничто более не указывает на генеалогическое происхождение. В наше время сомнений не было: куры поступали настоящие, с головами, почти не ощипанные. Потом кур обжигали над газом или керосинкой. Чем их кормили, тоже не известно (оттуда родился анекдот о том, что наши куры поступают в продажу только тогда, когда умирают своей смертью), но наш Шарик не мог даже одолеть настоящей когтистой куриной ноги (смотри «Парк юрского периода»), что уж говорить о петушиной голове с гребнем! Как кинолог со стажем могу ответственно заявить: то ли куры были крепче, то ли собаки нежнее. Сейчас в моем дворе костей нет.
Но в очередях не было мужчин, и их нужно было занять в свободное от работы время. Страна разражалась энтузиастами, хотела она того или нет. Шашечный энтузиаст Имас курировал 31 школу города, моих бывших противников. В 1974 году в Калуге проходили российские «Чудо-шашки». В команде Имаса заболел игрок, и Г.И. вспомнил обо мне. То, что я не учился в этой школе, его не смущало. Со мной вопрос был решен легко – Имас был неплохим психологом. Мне были обещаны талоны на питание по 3 рубля 50 копеек в день – огромная по тем временам сумма. Чего скрывать, деньги я всегда любил. В итоге я набрал половину очков всей команды и намного перевыполнил норму второго взрослого разряда. Правда, шашки тогда меня еще не зацепили.
Но Имас пришел ко мне снова. Как ему удалось убедить меня играть в бесплатном турнире – ума не приложу. Наверное, он нажимал на мое тщеславие – другое слабое место. Я снова хорошо сыграл и вышел в финал города среди мужчин, выполнив первый разряд. Появились первая грамота, вымпел, приз в виде изображения герба Калуги. Вышла хвалебная (думаю, заказанная все тем же вездесущим Имасом) статья с фотографией в единственной на тот момент городской газете. В принципе, организовать это было не сложно. Дело в том, что ответственным секретарем этой газеты был кандидат в мастера по шашкам А.П. Золотин. Он вел шашечный отдел, и этот отдел под названием «Шашки – к бою!» был самым большим по объему в СССР. Впоследствии я стал туда понемножку пописывать, втайне завидуя Золотину и мечтая его подсидеть. В дальнейшем я настолько обнаглел, что предложил взять меня в соведущие отдела. Каково же было мое удивление, когда я увидел неподдельную радость Алексея Петровича! Это была радость человека, свалившего с себя тяжкое бремя. Мы тут же с Петровичем подружились, и он отучил меня не только играть в настольный теннис, но и заточил мое шашечное перо. В начале восьмидесятых в соавторстве с Золотиным нам удалось победить во Всесоюзном конкурсе на звание лучшего отдела, который проводил Вениамин Городецкий. Мало того, что мне это дело нравилось, так еще и приличные гонорары платили! Вернемся к финалу города – 1974. Как человек основательный, я решил к нему подготовиться к и сам пошел в кружок к Имасу.
Но тут меня ждала беда. До этого бездетный и потому общественный Имас стал отцом. К своему новому статусу он отнесся, как и ко всему, чем он занимался, серьезно и ответственно. Времени ему катастрофически не хватало, и он перестал вести занятия в кружке. И оказалось, что в Калуге нет ни одного тренера! В финале я играл, как мог, но мне удалось снять первый кандидатский скальп, а так же едва не замучить действующего чемпиона области Григория Альшица.