По причине отсутствия средств мать пустила меня по своим стопам в техникум, надеясь, и не без оснований, на стипендию сына поднять жизненный уровень семьи. Отец что-то меня алиментами не баловал, да и давно в бывшей семье не появлялся, вероятно, не хотел привести в исполнение свою угрозу порубить топором мою бабушку (его тещу) на котлеты. Хотя мы с ним и не ссорились вовсе, но за шашками почему-то не встречались. Отец здорово играл на гитаре, мать шепотом рассказывала мне, что он даже сидел в тюрьме. С тех пор, то есть с моих семи лет, когда он в пятнадцатый раз за восемь лет брака ушел, я его и не встречал. В техникуме, как только увидели мой восьмилетний аттестат, сразу назначили старостой группы и дали повышенную стипендию — 37 рублей 50 копеек. Правда, на ней я задержался недолго — был неважным старостой. Начались шашечные турниры, а вместе с ними и прогулы. Прогуливал я избирательно. Про физкультуру я даже не говорю — физруки техникума предоставили мне по этому предмету свободное посещение. Избегал я также военную подготовку и слесарные мастерские. Зато представлял техникум на городской спартакиаде.
Там я познакомился с Кузьмой Андриевичем, патриархом калужских шашек. Я, вестимо, наблюдал его со стороны и раньше, но за доской встречаться не приходилось. Старик всегда был при костюме, сильно заикался и курил «Беломор». Представитель нашей команды, товарищ Корсаков, в интересах дела договорился на мою ничью с ветераном, которая выводила техникум в тройку призеров. Но я, юный нахал, от ничьей отказался и вскоре был бит удивленным Андриевичем. Тогда я не знал, что дед Кузьма имел в активе победы над гроссмейстерами Абаулиным и Г ородецким, что само по себе большое достижение. Это был единственный человек в городе, кто действительно разбирался в игре.
В дальнейшем я приносил старику свои партии на суд. Что скрывать, я показывал самые лучшие из них, и дед Кузьма хвалил меня. Он говорил:
— Да, это растет настоящий игрок!
Кроме похвалы, я терпел от ветерана и уроки. Дело в том, что юноши нашей поры были нацелены на результат любой ценой, что коробило шашистов старшего поколения.
Особенно преуспевали в этом пацаны из нижнетагильской шашечной школы, бывшие в те времена в большом авторитете (тренеры — чета Дружининых, Кириллов, Зайцев) .
Понятно, я как мог, все шашечное тогда перенимал. Видя мое давление на противника в цейтнотах, Андриевич всегда приводил в пример Бориса Блиндера и Валентина Абаулина, которые никогда не позволяли себе ничего подобного. Да и сам ветеран был образцом тактичного отношения к противнику, что, на мой тогдашний взгляд, было явным противоречием спортивной борьбе.
Жалко, что Кузьма Павлович не дожил до моей победы в чемпионате СССР….
Уже потихоньку начав заниматься другими, не шашечными делами, я захотел хоть как-то отметить вклад ветерана и на проходившем в то время турнире, посвященному дню Победы, учредил приз его памяти.К сожалению, работа помешала мне прибыть на открытие, и приз — цветной телевизор — я привез в середине турнира. Каково же было мое неприятное удивление, когда в числе участников я увидел и Имаса! Последнее время он лишь плотоядно судил, а здесь, видимо, решил попробовать убить и второго зайца. Промелькнула мысль — а что, если вдруг он еще и выиграет?
Дело в том, что отношения наши перед моим уходом из шашек вконец испортились. К сожалению, я рос в семье без мужчины и одно время своего тренера, а точнее, управляющего моими шашечными делами, почитал за отца родного. Но мои иллюзии вскоре рассеялись — Имас был несентиментален и относился ко мне только как к рабочему материалу, а комплекс завышенных требований у меня, видимо, остался. Не таким представлялся мне тренер — ведь в книгах и кино в те времена рисовались совсем другие образы. Тем более он видел во мне и конкурента на незавидный пост председателя. Когда он отдалился от дел, я, несмотря на ранний возраст, ввиду отсутствия желающих вынужден был возглавить, так сказать, движение.
Но сейчас, видя, что я все реже участвую в шашечной жизни, Имас решил снова занять пост председателя шашечной федерации.
По большому счету мне этот пост был на то время уже обузой. Хотя никакой федерации, конечно же, и не существовало вовсе — всю общественную работу и так выполняли лишь мы с Имасом, поскольку эта шашечная работа являлась для нас основной.
Но я хотел, если и передавать формальный председательский трон, так уж достойному «свадебному генералу». Например, Золотину, ставшему к тому времени редактором, или депутату гордумы Тупицину, а еще лучше какому-нибудь банкиру. Звание председателя будет давить, обязывать солидного человека что-либо сделать — например, пробить турнир с призовым фондом. А роль тайного кардинала доставалась бы Имасу. Но честолюбивый не в меру Г.И. решительно провел атаку на меня, подключив спорткомитет.
На закрытии одного из турниров неожиданно появился зам. председателя Ситников. Водя по залу скошенными в разные стороны от постоянного вранья глазами, он произнес речь о моей профнепригодности. Мне вменялось отсутствие собраний президиума, которого не могло быть по определению, и протоколов этих собраний.
В зале послышался одобрительный гул.
«Нет пророка в своем отечестве» — должен был бы подумать я, но не смог из-за собственного невежества.
Лишь один шашист, Степанов, перешедший когда-то в наш вид из супертяжей — штангистов, выступил в мою защиту.
Я был удивлен — услышать Степанова доводилось не многим. Крупный, самодостаточный, время на разговоры он не тратил, а молча играл в каждом турнире. Результаты его не росли, а на турбинном заводе он был руководителем конструкторского бюро.
Степанов предложил оставить меня председателем пожизненно, да еще извинился за все происходящее, чем смутил меня, чуть ли не до слез. Поблагодарив его лично, я бегом расстался с общественностью, так недавно чуть ли не боготворившей меня. Но, может, у кого-то были личные мотивы (не помог стать мастером, например), да и присутствие «ответственного работника» на дисциплинированных советских людей давило. Возвращаясь к турниру памяти Андриевича, я решил пустить дело на самотек — ну не вытаскивать же мне было Имаса из-за доски. Тем более по игре он никогда не был в калужских лидерах.
Но я просчитался — невиданный доселе приз удвоил силы Имаса, и он пришел на финиш первым, хотя весь турнир лидировал Валерка Горьков. Вручать награду как спонсору предстояло мне. Турнир заканчивался поздно, и на беду Имаса я успел заехать на чей-то день рождения и принять изрядную долю спиртного. В те славные времена под его действием я становился агрессивен, действовал решительно и без сомнений.
Не стал исключением и этот вечер.
Войдя в зал и услышав, что Имас победил, я отозвал его в сторону.
- — Вот что, Геннадий Иосич, приз я Вам не дам.
-???
- — Поработаем на Ваш имидж. Я уж Вас не обижу. Потом, как спонсор, имею право!
И, не давая ему расстроиться вовсе, энергично повел закрытие турнира:
- — Дорогие товарищи! Друзья! Вот и закончился наш турнир, посвященный Дню Победы и памяти ветерана Великой Отечественной войны Кузьмы Павловича Андриевича. Победил Геннадий Имас!
Раздались ожидаемые аплодисменты участников. Я вконец распалился:
— Но это еще не все, товарищи! Наш председатель в целях развития шашечного спорта отказывается от главного приза и благородно передает его занявшему второе место Сергею Кузину!
Захлопал почему-то я один. Но, воспаря, не придал этому значения. Зная хватку Имаса, тут же велел Кузину отнести телек в мой автомобиль, на коем сразу увез обоих домой к Сергею. И лишь в пути Кузин мне все разъяснил, я имею в виду недоумение шашистов. Оказывается, в ожидании закрытия председатель решил накрыть стол для участников и отметить солидный по тем временам приз!
Конечно, мое выступление после этого выглядело весьма странным. Думаю, эта моя «партия» вряд ли была бы одобрена дедом Кузьмой…